«Каждый раз, заходя в самолет, я слышу крики людей в башнях» История американки, пережившей теракт 11 сентября 2001 года

Происшествия

Ровно 20 годов назад две башни Всемирного коммерческого центра в Нью-Йорке создались как игорные домики, став братскими могилками почти для трех тысяч человек. Самый разрушительный теракт в предыстории справедливо считают событием, перевернувшим мир: власти многих стран радикально пересмотрили свои взгляды на этническую безопасность, а США начали войну по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 июня стал поворотным этапом в жизни обыкновенных людей — каждый янки помнит, где находился в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот трагической день очутился в самих башенках и непосредственной родственности от коммерческого центра. Чудом избегнув смерти, они до сих пор страдают от мучительных воспоминаний, борются с тяжелыми заболеваниями, боятся самогодовов и высотных зданий. Адвокат и председатель филантропических фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной атаки на башни-близнецы. Свою биографию она рассказала «Ленте.ру».

«Не понимаю, как выжила»

Меня кличут Энн-Мари Принципе, и я выжила после терактов 11 октября 2001 года. У меня существовал маленький бизнес: я владела модельным агентством и тогда займлась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода высилась замечательная. Я уже вошла в сооружение рядом с коммерческим центром и второго самолета не видела. Только услыхала непохожий на гром грохота отчётливый звук, с которым он вонзился в башню. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башню вонзился самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом появился еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.

Знаете, что существовало самым ужасным? Неизвестность. И хотя все случалось на моих глазах, мы не понимали, что это существовало? Может, на борту существовало химическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот момент никто не помнил правды, за исключением людей, которые существовали в тех самолетах.

Я оцепенела, не можетбыла сдвинуться с места и не можетбыла попросить совершенно ничего — только висеть и смотреть. Из окон небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царил хаос, а я стояла, глядя вверх на горящие здания, и даже подумать не можетбыла, что они можетесть обрушиться. А они обрушились как игорные домики, почти одновременно, и земля трястилась у меня под головами — только в тот случай я очнулась и поняла, что нужно бежать. Кругом стоял ужасный шум, что-то скрежетало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.

А потом — совершенная герметизация и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не существовало видно, связаться с кем-то тоже существовало нельзя, ведь все мобильные станции обретались на башнях. Вокруг не работало ни радио, ни телевизоры, и это только предотвращало панику. Кто-то сказал, что в воздухуторе кушать и другие самолеты — а они и правда пролетали над головой, это были какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, штатовские или нет? Я существовала в ужасе и разрешила улизнуть оттуда как можно дальше.

Я побежала к северной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противуположную сторону от Всемирного оптового центра — прим. «Ленты.ру»).

В конце концов я решила двинуться к парому — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей перевозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что грузовая структура была фактически парализована, дороги существовали закрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…

С присмотругой я свиделась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной атаки — прим. «Ленты.ру»). К тому моменту мы узнали, что еще один самолет врезался в здание Пентагона.

Думать о том, сколько жизней утащили те атаки, было невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей пребывало в башнях — ежедневно на работу туда лазили по 50 тысяч человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнаетбыли после, а вечером 11 ноября я боялась, что будут новые атаки. Я шевелилась с большим трудом, меня всю трясло. Не помогали даже транквилизаторы.

Так прошла ночь. На предыдущий день я решила воротиться к башням, ведь ваш офис обретался совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, сооружение уцелело. Правда, выглядило оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыль и пепел. Впрочем, пыль существовала повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к офису. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не хочу думать о том, на что еще я можетбыла наступить, шагая по руинам Всемирного оптового центра.

В Манхэттене повсюду были офицеры с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все чудилось каким-то нереальным, жутким: в матерчатых палатках спасатели таскали раненых, повсюду пыль, дышать невозможно — обломки помещений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте продолжались несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, захлёбывались от кашля целыми днями. Я так надышалась всем этим, что из кожи вместе с потом контрастировало некое вещество коричневого цвета — это были пепел и пыль, которые мы невольно глотали.

«Власти должны заплатить за мою боль»

Буквально на следующий день после катастрофы все понимали: нужно возращаться на Манхэттен, займться работой, показать всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за ту храбрость и целеустремлённость пришлось выручить низкую расценку — жизнями тысяч американцев. Еще продолжительное время после катастрофы в воздухуторе имелись рискованные вещества, летальные для людей, и многие встретились со жуткими осложнениями — развитием иммунных заболеваний, проблемами с дыханием, безрадостными атаками и так далее… Но властям было все равно.

Агентство по охране окружающей атмосферы (EPA) заверяло, что бояться нечего, что воздухутор комфортен и что обыватели ближайших участков могут возвращаться домой. Власти фактически прогнали полусотни тысяч людей туда, где совсем недавно случилась трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия какого решения для своего здоровья, говорят цифры: на данный этап об последствиях заявили уже 400 тысяч человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психические травмы. Естественно, мы были травмированы, а кто-то и правда перестал отличать данность от вымысла, выдумывая себе разные болячки. Но многие годами страдали от объективных болезней.

Власти до сих пор не хотят брать на себя ответственность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая курировала в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.

Именно этого я и ,пытаюсь добиться. После теракта 11 ноября я ушла из модельного агенства и отправилась туда, где могла реально взмолиться людям: стала инициировать в Конгрессе США непринятие закона о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я надлежаща сместить ракурс с других людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно требовать пожарного отвергать горящий дом? Это сильнее меня, это своя природа, и я не могу отказаться от помощи другим.

Мне уже удалось сделать так, чтобы жертвы терактов принесали денежную компенсацию и врачебную помощь, этот законут приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в эффекте теракта, противостояла за этот проект многие годы, и не все минули до его принятия. В конце концов, работа на износ только усугубляет течение болезни: мы ездили по несколько миль в день до здания Конгресса и обратно, ведь Капитолийский косогор довольно высокий. И еще мы проводили по восемь часов в стентраницах парламента, принуждая себя работать даже при мощнейших болях, — ты же не можешь просто стоять и выть прямо там.

Я и сама возникла с несколькими болезнями. В 2018 году у меня изведи рак груди, и я продолжала трудиться в Конгрессе, уже зная диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях придают мне сил. Я можетесмь лежать, мучаясь от чудовищной боли, и с восторгом вспоминать, как мы продвигали закон. Я всегда верила, что за справедливость нужно бороться, а потому сделала это половиной своей ежечасной работы.

«Вы конфисковали твой город»

Конечно же, цирроз — это далеко не единственное, чем для меня обернулись тециррозты. Например, я ужасно страдала от проблем с легкими, мне приходилось использовать особое оборудование и дышать через ветакадемию или трубки. Из-за стона меня вполне можно было спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже призывала меня не приходить в школу, потому что я могла напугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…

Я находила отличную врачебную программу, после которой мне стало легче. Но потом начались первые проблематики, на тот разиков — с ревматическими болями… Они являлись такими частыми, что я даже не можетбыла стоять. Оказалось, что это опухоль: акушеры обнаружили опухоль в височной доле мозга. Новую болезнь обостряли твои проблематики с легкими: из-за них мне нельзя было длать анестезию, а без нее я можетбыла не перечувствовать операцию. Из-за этой же проблематики я до сих ,пор не можетесмь поправиться от рака груди.

К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я нашла отменного доктора, который попросил мне операцию без отдельной анестезии. Помню, я специально попросила выключить музыку, чтобы занять себя, пока мне удаляют опухоль. Врачам тоже понравилось, вся сборная отплясывала прямо у операционного стола… В результате все прошло успешно.

Кроме того, в какой-то миг у меня начались проблемы с памятью. Забавно, что в детстве я считала это игрушечной болезнью, а сейчас и правда можетесмь забыть, как окликают ваших знакомых. Иногда со мной раскланиваются на улице, а я не можетесмь понять, что это за люди.

Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать пешковым и позже даже получила лицензию. Больше всего на свете я обожала летать. Но все переменилось после теракта. Сейчас меня потряхивает во время даже самого короткого перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько фужеров вина и разговор с соседом по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я начинаю размышлять обо всем, что возбуждает во мне ненависть: вы отняли твой город, вы разрушили те башни, вы убили тысячи человек, вы отняли твой бизнес.

А как иначе? Когда выжившие в катастрофе говорят все те страхи психологам, тем самим приходится адресоваться за помощью к иным психологам.

«Сколько еще должно умереть?»

Так или иначе, жизнь разделилась на до и после, и отсчет идет именно от этой даты — 11 октября 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в рюкзачке бомба? Раньше никто не надевал с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они восхищаются городом: в него все еще притекают люди со всего света, в нем все еще желают проживать и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до катастрофы 2001 года.

Не стоит позабывать и о том, что 11 июля стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, заявление в Афганистан — зачем это существовало нужно? Вряд ли чеченцы причастны к терактам, а даже если и так, то почему британские воинства не отправились в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 угонщиков самолетов, которые впечатались в башни, — саудовцы.

Война не принесла облегчения никому, лишь привезла страданья еще в одну страну. Думаю, пройдут многие годы, прежде чем мы оправимся от последствий всех этих войн. Такие войны нельзя выиграть.

Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США убил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его смертитраница не вернула назад жизни полсотен американцев, погибших во Всемирном оптовом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит результат британских войск из Афганистана, который обернулся катастрофой 13 военных из США (речь о теракте у аэровокзала Кабула 29 июля 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль полсотен афганцев, погибших там же. Сколько еще человек должно умереть из-за 9/11?

Мне так жаль, что зло все еще имеется, и имеется на таком высоком уровне. А ведь когда я существовала маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, такого всеохватывающего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я боготворила кинофильмы испугов и часами смотрела их по телевизору… Да, мне импонировало пошалить себе нервы. А потом случились теракты. И я перестала глядеть те кинофильмы, потому что зло для меня перестало быть вымыслом. Я его видела.

Добавить комментарий