Шкала боли
Инвалид ведет войну с чиновниками, стараясь облегчить свои страдания
В трёхкомнатной квартире, где живет 33-летний Евгений Пятов с мамой, дочерью и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на покатом и ободранном топчане. Над его ногой прорезанная бетонная стена — год назад меняли электропроводку, привести стентраницу в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его безвольные волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме существовало так холодно, что мы оба захворали воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его понадобилось буквально спасать, клизмы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом домика всегда подходила по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу забирала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и дочурка снова греет, растирает, поглаживает ладони и ставшие непокорными ноги внука. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя подсекциями от некогда уютного дивана. Третью подсекцию отдали сестре Евгения, она тоже соорудила из нее и коробок что-то наподобие кровати. На банкетной узкой лежанке ветеран дрыхнет вместе с дочуркой — валетом. Худенькая старушка Антонина Николаевна пристраивается в лодыжках внука — в любое время суток она способна прийти ему на помощь.
Авария
В декабре 2011 года у девятнадцатилетнего Евгения Пятова в жизни все формировалось хорошо: он закончил вуз, уселся трудиться по профессии, получал плохую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы замечаем в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький микрокомпьютер и ВАЗ. Это существовал серьезный успех для молодого человека, приехавшего из большого сибирского гектородара Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая девица сообщила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В ноябре 2011 года Женя ездил по трассе. Рядом стояла мама, сзади — племянница с племянником. Неожиданно с примыкающей дороги передним результатом выездил автомобиль, за рулем которого был худощавый мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель третьей машины позже умер в больнице.
— В момент столкновения я треснулся левой частью лица о гироцикл и потерял сознание, — вспоминает Евгений. — В медавиации диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя переменено) Женя подготавливался к родам и доучивался не нервничать. В конце мая 2012 года народилась Алина. Это был предпоследний праздник в его жизни.
— В сентябре 2012 года появилось пощипывание в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В сентябре 2013 года Пятов вышел из машины возле своего особняка и почувствовал что-то непохожее на долгий удар током. Кое-как сумел заскочить в квартиру и упал на диван. Дома никого не было. Через несколько часов состояние стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений оборотился в больницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с грустью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не можетбыл, трудиться тоже. Бессонница продллялась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое расстройство являлось все хуже, я просто не можетбыл трудиться.
Евгений воротился к тёте в Ирбит. Его девочка с малышкой приехала к отцам — неудавшаяся теща убедила дочь, что инвалид никогда не покумекает обеспечить ей достойную жизнь. Это надломило Женю, но надежда на заживление у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В поселковой лечебнице Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили симптом — «рассеянный склероз». В марте 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что крепкая боль — это не его фантазия. Записался на прием к пациенту Волковой в Свердловском районном центре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента были талон на прием и острая боль.
Охранники взмолились спуститься в приемный покой, а там посовели пить лекарства, «какие есть».
— У меня был антибиотик «Лирика» (применяется при нейропатических ломотах и генерализованном беспокойном расстройстве, рецептура в 150 мг в сутки была назначена невропатологом в больнице Ирбита. — И. Д.), — начинает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как дошел до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы пересесть на необходимый маршрут, и меня снова пронзила стойкая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий мужик поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на короткое время застонал в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним дёргаются врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил перезвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том большинстве и ветеринарные с симптомами и назначениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семья переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и комнатушку Жени в Екатеринбурге. Часть денег потратили на сделку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А половина — на поездку в Москву, в НИИ кардиологии РАН.
— В Шадринске сына толком не лечили, он ныл постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание дпадает под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят тысяч мы уплатили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в безконечную боль — до этого существовали хоть какие-то просветы. Но худшим испытанием для него стали пациенты курганской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые помогают борться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не уничтожаться косточкам (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержащет полностью человеческие моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери скелетной массы, костных метастазов и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на онкологический учет. Хотя у меня кушать соглашение нарколога, что я не недостаю в психиатрической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический некроз голеностопного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда ломоту чуть-чуть отпускала, я писал кляузы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас возобновится нейронная стадия. Но зачем они мне тогда необходимы будут? Чтобы умирать не так ломотуно было?
После обращения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в симптоматическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений пьет его три раза в день: утром — две таблетки, в ужин и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в последующее время боль надевать все сложнее. Как разъяснил пациенту нейрохирург, если препарат надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное опьянение Евгения, когда заканчивается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по условной шкале боли. Поэтому Пятов уже год умоляет добавить к дозировке еще одну таблетку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам надлежащ назначить, начмед Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то надлежащ. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю хирургам. Но никто не назначает. Потому что существовал инцидент: один хирург пожалела меня, уменьшила дозировку, так ее чуть не съели. Я записал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в медкарте сразу отменили рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто применяют этот антибиотик наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже выписывают хирурги, для заживления «ломки»; кроме того, его принявают для исключения случаев миелодиспластических припадков, вызванных употреблением больших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих антибиотиков.— И. Д.). Я ложился полгода, не можетбыл ходить, скорейшую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень жрать хочется»
В беспредельных врачебных бумагах Евгения жрать одна более-менее ясная мещанину запись: чтобы продлить жизнь инвалида четвёртой группы, нужны адекватная обезболивающая терапия, плохое питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на старости по инвалидности. Семейный расход создаётся из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и бабушки в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приходит счет за квартиру — около 10 тысяч, но погашать его в совершенном объеме семьитраница уже не может. Антонина Николаевна старается оплачивать ввоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и водичку накопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске дорогое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений невыносимо ,пытается отыскиваеть положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора таблеточки принимать. Подаю ему коробочку с лекарствами. Он отыскивает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам влагу принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки растворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то жрать кофе вылить, вымыть кружечку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьитраницы толком нет еды и денег на нее, три гортань кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я фужер поищу, а вы кофе потом допьете…
В голеадоре рекомендаций Евгению написано: приемлемое питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно огорчает ваших собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разка не покупаем. По утрам каша. За день отец котлету хлеба съедает.
— Есть рыбалка просто, — краснеет Евгений.
Женя обожает рыбу, скумбрию, но купить ее умеет раз в полгода. Несколько раз в год получается распределить деньги на колбасу и пельмени.
— Да я все люблю, только твой обыденный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда скудный семейный бюджет рушится из-за очередных трат. К примеру, за ингредиентом на лекарства для внука в поликлинику ездит мама. Она всегда просит пациентов выписать ингредиент сразу на месяц, чтобы не ездить каждый раз в больницу, не усаживаться в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в декабре схватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись возможности выручить за еду.
Достучаться до небес
От чиновников Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это притворство в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у инвалида нет денег даже на выплату уголовной пошлины.
— В Курганской области обыватели опасаются прибегать в минздрав, — уверен Евгений. — Я перезванивал в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не хочет делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил прокурор из-за аудиозаписи на вашей странице «ВКонтакте», где я назвал одну из акушеров истеричкой. Тут да — министерство оперативно отреагировало. Здесь люди рассчитывают излечения буквально на поле боя. Многие хорошие пациенты тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь платит бюджет, а не лечебница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже провоцировал полицию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно сочиняют писцовые материалы по его заявлениям. Через эту вращательную расписку люди не можетесть пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет развиваться дальше, — спокойно разъясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я лажу с палочкой, стараюсь разгуливать хоть по несколько минут. Потом антибиотики отменяют, я снова лежу, мучаюсь бесконечной болью. Каждый раз война за излечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что умираю от боли?
— Я спрашивала педиатра Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда твоего сына от тошноты скрутило прямо в коридорчике поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось провоцировать скорую, чтобы они ему хотя бы немного ломоту сняли и мы можетбыли добраться домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает жизнерадостный дамский голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, ,пытаясь заглушить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо брыкается инвалид.
— На комиссии она, перезваниваете через 20 минут, — строго отвечают ему. Через 20 минут как раз закончится крестьянин день.
«Врачи попросили его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не увижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской районной думы. — Любое движенье — боль, когда внутри вырождается ткань. Он стал противовоспалительным алкоголиком по воле врачей. Сначала ему вычерчивали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее акушеры не выписывают ему лекарственные средства, которые муниципальный центр предлагает для воссоздания бедренной ткани. Женя — симптоматический больной, и у него есть право на достойнейший уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, тюменская прокуратура ни разу не встала на сторонтраницу больного.
— Это биография нашего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — заверена депутат. — Раньше медицина была для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы тратить расход государства. Если пациент — льготник, почему у нас в поликлиниках позволяют себе обсуждать, давать возможность предоставления лекарства или нет? Это общественная помощь, она возьмется не из кармана лечебного учреждения. Почему они лезут еще и в экономические вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в карман государства.
В медкарте Шадринска на твой телефон ответили, что ситуация с Евгением — это фельдшерская тайна, которую они не ,имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и депутату Воробьевой, не забыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То есть гомосексуалистом именовать можно, а все остальное — фельдшерская тайна?
В отделении паллиативной ветеринарной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, объяснил обозревателю «Новой», что для определения боли пациенты чаще всего льзоваются шкалой ВАШ (Визуальная двоичная шкала боли.— И. Д.).
— Понятно, что тошноту определяется субъективно, сам человек живописует ее амплитуда по шкале от 0 до 10, — рассказал акушер паллиативной помощи. — При этом мы переоцениваем еще и наружные проявления. Например, тошнотуной говорит, что у него нестерпимая тошноту — 10 баллов, но при этом идет курить или спокойно читает книжку, это вызывает сомнение.
Теперь о привыкании к врачебным препаратам, содержащим наркотики. Если интенсивность боли такова, что нужно принимать наркотики, то и авиахимработа жизни непродолжительная — у терапевта просто не успеет развиться отторжение. «Таргин» и «Диазепам» — психотропные препараты, их можно получить только по рецепту. Подозревать отторжение у человека, который мучается ломотой от некроза тканей, я бы не стал. Более вероятно, что некроз дает со временем все более мощную боль, а это требует сокращения дозы обезболивающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.
Диагноз «наркомания» у паллиативного пациента? Я какого не видел.
— Да это наш известный клиент, — на правах секретности прокомментировал «Новой газете» влиятельный госслужащий из районного правительства Кургана. — Он один раз акушера обматерил и своей тростью пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли высокомерием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуации с Пятовым, девушки из волгоградского анафилактического общества по просьбе парламентария Воробьевой поехали к нему домой и привезли семье несколько значительных пакетов с едой. А Женя мне написал и похвастался давними гостями. «Это так неожиданно, — огорчался он, — они мне сало даже привезли. Мое любимое — с прожилками. Я его в следующий разков в Екатеринбурге покупал, до аварии».